Возрождение Афинских традиций
Естественно, в позднюю викторианскую эпоху и в эпоху Эдуарда внимание клиентов привлекали не только девушки и девочки, но и мальчики. В Англии существовало даже братство второстепенных поэтов, известных под названием "уранианцы", которым нравилась педерастия в лучших греческих традициях. Эти образованные люди брали мальчиков из рабочих семей под свое покровительство, чтобы любить их, помогать им и руководить ими.
Но такие высокодуховные отношения встречались редко. Более частым было то, с чем столкнулся в Нью-Йорке почтенный Чарльз Пэркхерст в 1892 г. после совершения им тактической ошибки: он заклеймил администрацию города как "кучку лгунов и клятвопреступников, пропитанных ромом и похотью", не потрудившись сперва выстроить систему аргументов. Верховный судья поспешно предложил ему отправиться осмотреть городские гнезда порока. Детектив, которого Пэркхерст взял с собой в качестве проводника, провел его по Тендерлойну и Хэймаркету, показал ему салуны, бордели и китайские притоны курильщиков опиума, а затем, в качестве кульминационного пункта программы, привел его в "Клуб золотых наслаждений" на Третьей западной улице, где в отдельных комнатушках размещалось множество юношей с раскрашенными лицами, высокими голосами, девичьими манерами и женскими именами. Детектив объяснил ему, чем занимаются эти мальчики, и почтенный мистер Пэркхерст предусмотрительно ретировался.
Независимо от возраста, спрос на гомосексуалистов на фоне общего взрывообразного роста проституции был характерной чертой конца XIX в., особенно в Британии и США. Во Франции он возник гораздо раньше. Хотя французы продолжали сжигать гомосексуалистов и после того, как перестали сжигать ведьм (вплоть до 1725 г.), законы, введенные Наполеоном, к 1860-м годам сделали гомосексуализм и лесбийскую любовь если не совсем обычным, то хотя бы вполне терпимым явлением. В Париже были сотни мужчин, занимавшихся проституцией, в том числе знаменитый гомосексуалист Андре, который, если верить Эдмону де Гонкуру, зарабатывал по 1800 франков за один сезон балов в Опере. (Искусный ремесленник в то время выручал от двух до четырех франков в день, а Кора Перл - 5000 за ночь.) Некоторых мужчин-проституток можно было узнать с первого взгляда: они одевались в женское платье и носили накладные бюсты, сделанные из овечьих легких, сперва они их варили, а затем придавали им нужную форму. "Один из них жаловался мне на другой день, - говорил парижский врач Франсуа-Огюст Вейн, - что кошка съела одну из его грудей, которые он оставил на чердаке, чтобы остудить". Других узнать было труднее, и последствия получались самые неожиданные. Братья Гонкуры писали, что начальник отдела военного министерства приводил такое множество гвардейцев в частный кружок богатых людей, что у правительства возникли подозрения в военном заговоре.
В Германии 40 лет спустя возникло подозрение в еще более опасном заговоре. На рубеже веков ходили слухи, что страна управляется кликой гомосексуалистов, которые отстранили от императора более ответственных (т.е. гетеросексуальных) советников; эти слухи усилились, когда граф Гюнтер фон дер Шуленбург разослал аристократам-гомосексуалистам циркуляры с предложением присоединиться к Обществу дружбы и Лиге защиты, которые он намеревался создать.
В 1906 г. Максимилиан Харден, издатель берлинской газеты "Die Zukunft", решил открыть глаза на этот опасный союз всей публике, включая самого императора. Эти люди, по его словам, составили "товарищество, более сильное, чем монашеские ордена или вольные каменщики, более сплоченное и превратившееся в религию, государство, класс, который объединяет самых разных, самых разнородных людей в братскую лигу, созданную, чтобы атаковать и защищать. Людей этого сорта можно встретить повсюду: при дворе, среди высших армейских и военно-морских чинов, в редакторских конторах крупных газет, среди торговцев и учителей... Все объединяются против общего врага".
Это была старая идея интернационального заговора (обычно ее применяли к евреям, но в отдельные периоды и к таким обществам, как масоны и розенкрейцеры) в новом обличье, которое было еще более устрашающим по той причине, что еврея распознать легко, а гомосексуалиста - не очень. Харден сокрушил заговорщиков - и в то же время объяснил публике, что такое гомосексуализм. Несмотря на все усилия Магнуса Хиршфельда, знаменитого берлинского сексолога, рассматривавшего гомосексуалистов как "третий пол" и считавшего, что они должны находиться под защитой закона, а не преследоваться, гомосексуалистов в обществе ненавидели. Люди учились узнавать их на улицах и всячески унижали; их презрительно называли "стосемидесятипятниками" - по 175-му параграфу немецкого уголовного кодекса, направленного против мужчин-гомосексуалистов.
Положение гомосексуалистов в Англии было более неоднозначным, поскольку англичане возвели в степень высокого искусства умение не обращать внимания на гомосексуальность в тех людях, которых они любили и уважали, но в то же время осуждали гомосексуальность среди чужаков (иностранцев и британского пролетариата) и отщепенцев (таких, как Оскар Уайльд). И, хотя в вопросах секса англичанин викторианской эпохи страдал скорее от самообмана, чем от лицемерия, в случае гомосексуализма он подошел к самой границе между этими двумя недостатками.
Одной из причин этого, несомненно, было то, что вплоть до 1861 г. за гомосексуализм полагалась смертная казнь (по крайней мере, по закону). Как и во всех законодательных системах, где "закон" является порождением эволюции и прецедента, в английской системе была масса недочетов и белых пятен. "Публичная" содомия предполагала присутствие третьего лица, но содомия сама по себе точно определена не была. В XVIII в. некоторых неудачников арестовывали за то, что те позволили себе зайти несколько дальше трансвестизма. В 1828 г. появился новый закон, касавшийся преступлений против личности, в котором утверждался принцип, что "каждое лицо, виновное в омерзительном преступлении содомии, совершенном с мужчиной или с любым животным, подлежит смерти как преступник", - а далее отмечалось, что если раньше преступники, обвиненные в содомии или насилии, часто могли спастись по причине "сложностей в доказательстве вины в совершении этих нескольких преступлений", то в будущем вовсе не нужно будет "доказывать, что имело место семяизвержение: плотское познание должно считаться совершенным после доказательства одного лишь проникновения". В 1861 г. смертная казнь была заменена тюремным заключением (от 10 лет до пожизненного).
Но эта уступка гомосексуалистам была лишь случайной. С 1826 по 1861 г. парламент тщательно старался свести на нет численность главных преступлений и сократил ее от 200 до четырех (государственная измена, убийство, пиратство и преступления против Закона защиты судоверфей), и гомосексуалисты заняли в списке преступлений далеко не первое место. Те же, кто обладал достаточным благоразумием, чтобы скрывать свои наклонности, вероятно, почувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем когда-либо.
Но затем наступила катастрофа. В 1885 г. была принята поправка к уголовному законодательству. В парламент поступила просьба обеспечить "защиту женщин и девушек, подавление проституции и так далее", и вначале о гомосексуализме речи не было. Вероятно, статья, включенная на более позднем этапе и принятая практически без обсуждения, являлась неверно сформулированным предложением покончить не только с женской, но и с мужской проституцией. Но в результате статья поправки гласила, что "любое лицо мужского пола, которое в общественной или частной ситуации совершает, или участвует в совершении, или обеспечивает, или делает попытки обеспечить совершение любым лицом мужского пола любого нечестивого акта с другим лицом мужского пола", подлежит двум годам тюремного заключения с каторгой или без нее. Это означало, что даже интимная, тайная гомосексуальная связь, и даже такая, которая была прервана до полового акта, подпадала теперь под уголовное законодательство. Это был картбланш для шантажистов, который не утратил актуальности и по сей день, несмотря на то что в 1967 г. гомосексуальные отношения между сознательными взрослыми людьми (кроме служащих в армии, на флоте и в полиции) были легализованы.
Закон 1885 г. произвел эффект, противоположный возлагавшимся на него ожиданиям. Непрофессиональному гомосексуалисту теперь угрожала не только опасность тюремного заключения. Из-за ставшего более легким наказания приговоры стали выноситься тоже с большей легкостью, а огласка, которую получало слушание дела в суде, могла представлять не меньшую угрозу, чем само тюремное заключение. Но у профессионала не было репутации, которую можно было бы потерять, а двухгодичное заключение казалось ему смешным по сравнению с десятилетним или пожизненным.
Мужчине, занимающемуся проституцией, всегда жилось легче, чем женщине, - его труднее было распознать, даже когда он снимал клиента. Если гомосексуалисты не вели себя назойливо, полиция оставляла их в покое, даже в тех районах, куда, согласно одному шуточному путеводителю для туристов 1850-х годов, любой провинциал мог пойти полюбоваться на настоящий цирк из Маргарит, Пуффи и Мэри-Энн. "Квадрант, Холборн, Флит-стрит и Стрэнд буквально кишат ими. Недавно на окнах респектабельных отелей по соседству с Черинг-Кросс вывешивали опознавательные знаки и таблички с надписями: "Берегитесь педерастов!". Обычно они собираются у художественных магазинов, и распознать их можно по женственной внешности, модной одежде и т.д. ...Квадрант посещают множество самых примечательных [из них], которые разгуливают там в поисках своей "жертвы" наподобие проституток-женщин".
Это похоже на преувеличение. В течение 50 лет, охватывающих середину прошлого века, спрос на гомосексуалистов-проституток был невелик просто потому, что социальное давление стремилось направить бисексуальность в гетеросексуальное русло и роль клиентов проституток-мужчин могли выполнять лишь 4-5 процента врожденных гомосексуалистов. Некоторые викторианцы, несомненно, осознавали свою бисексуальность и намеренно подавляли гомосексуальный аспект, но очевидно, что большинство мужчин оставались латентными гомосексуалистами.
Численность гомосексуалистов в этот период в Британии и Америке оценить трудно, поскольку существовала мода на крепкую мужскую дружбу, которая не только помогала сублимировать гомосексуальные потребности, но во многих случаях просто служила маской для гомосексуальных отношений. Поскольку в самом крайнем случае они допускали, по словам Германа Мелвилла, всего лишь некоторую степень "сладчайших сантиментов, которые приняты между разными полами", такие отношения считались вполне приемлемыми и даже трогательными. Но к 1880-м годам, накануне конца эпохи, охарактеризовавшегося реакцией против чопорной респектабельности предшествующих десятилетий, младшее поколение начало культивировать несколько нетрадиционный тип отношений. Английские общественные школы, в которых мальчики содержались в монашеском затворничестве, всегда были питомником гомосексуального опыта, который обычно сходил на нет, когда ученики заканчивали школу. Но теперь этот опыт стали переносить и во взрослую жизнь. У.Т. Стид в своих заметках во время скандала, разразившегося вокруг Оскара Уайльда, сделал ценное замечание: "Если бы каждый, кто виновен в грехе Оскара Уайльда, попадал в тюрьму, то мы бы стали свидетелями удивительного переселения обитателей Итона, Хэрроу, Рэгби и Винчестера в тюремные камеры Пентонвилля и Холлоуэя. Ведь мальчики в общественных школах свободно подхватывают привычки, за которые их потом могут приговорить к каторге".
Вслед за Итоном и Хэрроу часто следовали мужские колледжи Оксфорда и Кембриджа. Только в 1970-х годах, когда наконец стало возможно безопасное признание, выяснилось, что почти на протяжении столетия в сфере высшего образования существовало мощное подводное течение гомосексуализма. Очевидно теперь также и то, какому шантажу были подвержены высшие посты в дипломатии, правительстве и администрации, занимаемые мужчинами, воспитанными в подобной среде.